— Заговорщики найдены и казнены, Ваше Величество, — отрапортовал кто-то, шелестя бумагами. — Вот все поименно.

— Хорошо. Оставьте меня одного! — послышался знакомый гневный голос, свидетельствующий о том, что хорошим настроением здесь не пахнет уже давно.

Император повел рукой назад, словно потягиваясь, я отклонилась, застыв на месте, и стараясь не дышать. Моя, похолодевшая от внезапных перспектив «Кто здесь?» рука украдкой гладила зеркало, взывая к нему. Зеркало молчало, видимо, обиженно решив, что «зайду попозже» — для слабаков. Спасибо, вовремя.

Дверь в кабинет закрылась, а Император покачнулся назад. Ох! Я тут же раздвинула ноги, и присела в позе лягушечки — балерины. Еще чуть-чуть и шпагат. Его величество прислонился к зеркалу спиной, а я отвернула голову, вжимаясь щекой в холодное стекло. Чужая одежда безбожно щекотала мне нос. Это был единственный мужчина в мире, который заставил меня двадцать мучительных минут сидеть в позе умирающего йога

Видимо, император о чем-то думал. Мне очень хотелось в это верить. Потому что, если он спит стоя, как лошадка, мне конец. «Дорогой, любимый, единственный! Ну походи по комнате! Присядь в кресло!» — мысленно умоляла я, чувствуя, как затекают мои мышцы. Надеюсь, у него нет милой привычки сидеть на полу! И привычка сидеть на богине тоже не появиться!

Он вздохнул, а я чуть не всхлипнула, понимая, что «поставить в позу» можно и без наркоза. Но с наркозом предпочтительней. Император отклонился вперед, давая мне проблеск надежды. Он вышел из кабинета, дав мне шанс собраться с мыслями и ногами. «Мы снова вместе!» — орали затекшие колени богини любви, понимая, что очень любят друг друга. «Ни один мужчина нас так больше не разлучит!», — заныла правая коленка, соприкасаясь со все еще дрожащей от напряжения левой. Хорошо, что меня никто не видит! Богиня, которая ходит стонущей беременной уточкой — это именно то, что поднимает мой авторитет в глазах верующих.

— Зеркальце, — прошептала я, потирая его и убеждая, что я — не какая-нибудь богиня спорта. — Пусти меня обратно!

Ага, сейчас! Зеркало отморозилось, а взгляд упал на приоткрытую дверь. Я осторожно выглянула в коридор, изображая пронырливый сквознячок, видя, как черная фигура скрывается за поворотом. Я кралась за ним, замечая, как стражники тут же выпячивают грудь и делают серьезные лица, отдавая честь. Видимо, честь стражи мало интересовала Его Величество, раз он проходил мимо них, не удостоив даже мимолетным взглядом.

— Ваше Величество, ужин подан! — поклонился слуга в синем, открывая перед императором дверь. Огромный стол был уставлен такими деликатесами, от которых мой желудок превратился в раненого дракона, едва ли не выдав меня с потрохами. Столовая была огромной, но, не смотря на роскошное убранство, она почему-то казалась холодной и пустой. Служанка в синем платье с шелестом поставила в вазу роскошный букет из белых роз, поправив рукой несколько цветов. Император подошел к букету и придирчиво сощурил глаза.

— Заменить, — коротко произнес он, проводя рукой по лепесткам и указывая на два бутона. Служанка бережно вытащила не угодившие взыскательному вкусу цветы, поклонилась, спрятала глаза в пол и бесшумной мышкой выскользнула за дверь.

Я видела, как его рука прикасается к цветам, как пальцы изучают каждый лепесток и каждую колючку. Внезапно Император достал одну розу, повертел ее, и вернул на место. В тот момент, когда он задумчиво смотрел на распустившиеся лепестки, серые глаза затуманились чем-то странным, похожим на нежность.

— Моя…, - с какой-то мечтательной улыбкой прошептал он. Дверь открылась, мечтательная улыбка стерлась с лица. Почти беззвучно идя по ковру, служанка бережно несла два новых цветка и с безмолвным поклоном поставила их в букет. Она украдкой бросила взгляд на Императора, слегка поджала губы, опустила глаза и засеменила к двери.

Я чувствовала, что скоро поскользнусь на слюнях, вдыхая ароматы чудесных блюд! Моя рука уже осторожно щипала чужой виноград, а челюсти активно работали над успокоением дракона, в последнее время прочно поселившегося в моем желудке.

Пока Император занимался цветочками, я уже слизнула пальцем салат с ободка, чувствуя, как он тает во рту. Я все понимаю, но крем — суп, в который обмакнулся мой пальчик, изумителен! Мне, конечно, категорически стыдно, но у меня уже полные карманы салата, а сверху лежит ножка перепелки. Дожили! Богиня тихо тырит еду с королевского стола!

— Я не хочу есть, — отчетливо произнес Император, а невзрачный слуга в синей ливрее, который только что поинтересовался, подавать ли горячее, вышел за дверь. Я распихивала еду по всем удобным местам. Зато теперь фраза «шевелить булками» приобретала совсем другой смысл! Мне кажется, или они с корицей? Так и есть!

Император взял букет, оставляя на столе дорожку капель воды, и вышел за дверь. Он с цветами спускался вниз по ступеням, а я почти нагнала его, дожевывая на ходу гроздь сладкого и терпкого винограда. Если большие неприятности дышат в шею, то я была маленькой неприятностью, которая сопела ему в спину, капая на пол салатом из кармана.

Невзрачная дверь открылась, а я превратилась в листок бумаги, проходя вместе с его величеством и слыша, как щелкает замок. Мы миновали еще несколько дверей, одна из которых засветилась магическим светом, стоило ему снять перчатку и положить руку поверх странного узора. Рыба камбала завидовала мне страшной завистью, когда я в очередной раз на выдохе протискивалась между чужим плечом и дверным косяком.

И вот мы пришли. В красивом, круглом зале не было ничего, кроме зеркала и … статуи. Обнаженная мраморная красавица стояла на небольшом пьедестале, обратив свой каменный пустой взгляд на входящих. Ее руки были разведены по сторонам, словно она хочет взлететь. От порыва сквозняка закрывающейся двери ее изумительной красоты длинная белая полупрозрачная туника с дивным узором, надетая поверх мраморного тела, всколыхнулась. На гладкой мраморной груди невпечатляющего размера сверкало роскошное ожерелье из алых драгоценных камней, на запястьях виднелись золотые браслеты, а на каменных пальцах массивные кольца с драгоценностями.

Я застыла на месте, глядя как Император подходит к статуе, снимает перчатки и бросает их на пол.

— Маленькая моя, — дрогнувшим голосом прошептал он, разрушая тягостное очарование тишины и вечного покоя. Его взгляд наполнился такой нежностью, от которой я почему-то не могла отвести завистливого женского взгляда. Вечная серость пронизывающего дождя, холод жестокой стали застывшие в его глазах, превратились в прозрачные озера, на дне которых было столько любви, что мое сердце предательски дрогнуло, передав эстафету губам…

Его величество опустился на колени и положил роскошный букет к ее ногам. Он прикоснулся губами к белому мраморному колену, которое кокетливо виднелось из разреза невесомой ткани. Скользя рукой по ее колену, гладя его пальцами, император медленно поднялся, покрывая сквозь легкую ткань нескромных одежд поцелуями живот и грудь каменной возлюбленной. Он держал ее маленькую мраморную ручку с таким трепетом, от которого у меня почему-то сердце в груди забилось, как сумасшедшее.

Осторожный, безгранично нежный поцелуй, подаренный каменной щеке, напоминал поцелуи, которые дарят спящим любимым с утра в порыве трогательной любви и умиления.

— Ты бы ходила только по лепесткам цветов… Я носил бы тебя на руках, прижимая к груди… Как ребенка… Как самое дорогое, что у меня есть…, - шептал голос в гулкой тишине. Мне казалось, что в мире не было ничего, кроме луча света, освещающего две фигуры — черную и белую, которые сплелись в завораживающем, страшном и красивом порыве. Нет, не правда. В этом мире была еще глубокая старая боль вечного отчаяния.

Мне кажется, у меня по ногам потекло… Очень надеюсь, что это — салат!

— Я бы каждый день дарил бы тебе самые роскошные цветы, чтобы видеть твою улыбку, — на выдохе шептал Император, целуя ее белую шею.

Я чувствовала, как мое горло меня поджимает горький ком, когда теплая, живая рука гладит холодную каменную щеку, а нежные пальцы касаются безмолвных губ.